Зиняки, восставшие после войны из пепла, постепенно становятся деревней-мемориалом
Людей — мало, забот — много
Зиняки встречают путешественников аккуратными домиками, яркими заборами, запахом яблок и... тишиной. Дачники уехали, а местных жителей можно пересчитать по пальцам одной руки.
Председатель Остринского сельисполкома Наталья Лебедевич приехала в деревушку, чтобы встретить группу школьников, которая вот-вот должна прибыть на внеочередной субботник, приуроченный к предстоящему Дню народного единства.
— В последнее время часто проводятся различные авто-, вело-, мотопробеги, во время которых участники возлагают цветы и вспоминают трагические моменты нашей истории, — заводит беседу глава сельсовета. — Остальные работы — на наших плечах. Летом ежемесячно подкашиваем траву, облагораживаем территорию вокруг 15 памятников, которые занимают почти 14 тысяч квадратных метров. Массовые мероприятия в Зиняках планировать довольно проблематично, потому что в деревне зарегистрированы трое жителей, каждому из которых больше 70 лет. Тем не менее на все значимые праздники здесь собирается до полусотни человек. Всех приглашаем, заранее оповещаем людей из соседних деревень. Пустующих домов пока нет, они используются под дачи. Люди за порядком следят, и это радует.
Наталья Ивановна говорит о школьных походах, во время которых ребята не просто вспоминают историю, но и оказывают посильную трудовую помощь.
Каждому классу по памятнику
Директор ГУО «Остринская средняя школа имени А. С. Пашкевич (Тетки)» Юлия Скоринко рассказывает о налаженной работе:
— В школе насчитывается 213 учеников. Есть волонтерский отряд, деятельность которого отмечена на республиканском уровне. За каждым классом закреплен свой памятник и воинское захоронение. За одиннадцатиклассниками — вот этот комплекс в Зиняках. Они приезжают сюда минимум два раза в год. Он не всегда был таким, каким вы его видите сегодня. В 1969 году по инициативе родственников людей, погибших в Зиняках, появился скромный обелиск, в 1988 году установили вот эту стелу. К 75-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков на месте массового захоронения мирных жителей деревни Зиняки была проведена реконструкция мемориального комплекса и благоустроена прилегающая территория. Из средств районного бюджета тогда выделили 30 тысяч рублей.
Десятка по истории малой родины
— Однажды партизаны обстреляли немецкую легковушку и захватили в плен немцев. Месть гитлеровцев легла на мирных жителей. Это очень несправедливо. Посмотрите на этот маленький памятник под березкой, здесь похоронен младенец, который был убит в день своего рождения. Ему даже имя не успели дать. Фашисты окружили Зиняки ночью, а на рассвете согнали всех жителей деревни, разделив на две группы: мужчин и женщин с детьми. Детей расстреливали на глазах у родителей. Потом мужчин погнали в один сарай, женщин — в другой. Строения облили бензином и подожгли. В общем, уничтожили просто так 484 человека. Все ценное загрузили на телеги и вывезли, а потом подожгли дома, которые уже к полудню превратились в пепелище. Страшно даже думать о таком…
Одиннадцатиклассница Ангелина Семенович дополняет слова подруги:
— Утром соседи из ближайших деревень опознавали близких и знакомых по остаткам одежды. Многих невозможно было идентифицировать, так как тела рассыпались, как только до них дотрагивались. Останки захоронили в четырех могилах.
В электронной базе данных «Белорусские деревни, сожженные в годы Великой Отечественной войны» приводятся сведения, что до войны в Зиняках было 86 домов и проживало 433 человека, в результате трагедии 82 дома уничтожено и 419 зиняковцев погибли.
Родная фамилия
Волею судьбы или провидения спастись от адского пламени смогли несколько местных жителей. Кто-то гостил у родных в соседних деревнях, кто-то уехал в город за покупками. Среди счастливчиков был дед иерея Павла, который в скором времени планирует переехать из Москвы в Зиняки на постоянное место жительства, чтобы заботиться о родном клочке земли, продолжать дело, начатое руководством района.
— Видите, на камне несколько раз повторяется фамилия Поливко? — указывает на бледно-серые буквы священнослужитель. — Елизавета Иосифовна — это моя прабабушка. Считаю их мучениками. Спастись удалось ее сыну, моему деду, который уехал на мельницу. На территории мемориального комплекса есть и скромные памятники, установленные родственниками погибших. Недавно получил благословение на строительство часовни. Местные говорят, что когда-то она здесь была. Сами понимаете, что совсем скоро вся деревня станет своеобразным мемориалом. Также хотим построить мостик к этой часовне и заложить березовую аллею, где каждая березка будет символизировать одну из сожженных на Гродненщине деревень.
В планах иерея Павла — установка информационных стендов с воспоминаниями очевидцев. Пусть люди, свои и приезжие, знают, что во время войны от рук оккупантов в Щучинском районе погибло более шести с половиной тысяч мирных жителей, а трагическую судьбу Зиняков разделили также и жители деревни Огородище, которая из пепла так и не возродилась.
Из воспоминаний Николая Журуна
«Мне тогда было всего 12 лет, но детская память сохранила страшные картины того ужасного дня.
…Тревожное утро. На деревенской улице гремят повозки. Из дома в дом снуют немцы. Мы хотя и были совсем малые, но понимали: что-то не то здесь происходит, видели немое отчаяние в глазах родителей. Взрослые все же пытаются нас успокоить, с каким-то напряжением заставляют себя заниматься привычными сельскими делами. Отец пошел кормить корову. Мать растопила печь, собиралась готовить завтрак. И вдруг… стук в дверь. В дом вошли солтыс и немецкие офицеры.
— Где твой хозяин? — спрашивают у мамы.
— В сарае.
— Скажи ему, пускай запрягает лошадь — повезет нас, — дает распоряжение солтыс.
— А что с нами будет?
Солтыс отводит взгляд и тихо говорит:
— Плохо будет… Убивать вас будут… Деревня окружена…
Больше наша семья уже никогда не собралась вместе. После того как отец повез на повозке фашистов, мама поцеловала каждого из нас и со слезами признала горькую правду:
— Детки, не смотрите за мной. Убегайте, прячьтесь. Может, хоть кто-то останется в живых.
Сестра побежала к дяде в деревню Нароши. Но, видимо, нарвалась на засаду, потому что в живых ее не оказалось. Я же спрятался под крышу соседнего дома. Слышал, как гнали людей, как плакали дети и кричали женщины. От страха себя не помнил. Может, час сидел, может, и больше. Душу раздирали автоматные очереди, озверелые крики фашистов. Потом как-то все утихло, улеглось, и я решился вылезти из своего укрытия. Метров двести отошел и вижу — обвалились крыши. Сожгли звери нашу деревню. Все родные погибли в огне. Нелегко жить с такой ношей на сердце. Да и с того времени не могу смотреть фильмы о войне, потому что воспоминания рвут душу на куски».